— Юно, можете рассказать, как давно у вас появилось желание стать режиссёром? Я так понимаю, что какое-то время у вас была другая профессия?
— Да. Режиссёром я хотел пойти сразу после школы, это уже было очень давно — в 92-м или 93 году, и такое время было непонятное... Я вообще из Нальчика и потом уехал, я не знал, как это на самом деле сделать, но желание было, наверно, даже, может быть, не после школы, а раньше.
— А что-то вдохновило? Вам нравилось кино?
— Я не знаю, мне нравились фильмы вообще и всё, очень банально и просто. Просто нравились фильмы, и хотелось что-то своё показать такое, рассказать о чём-то. Оно, знаете, там где-то — я его забросал всяким хламом жизненным. Потом женился, уехал, в Израиль уехал.
— Вы долго жили в Израиле?
— В Израиле я жил до двадцати семи лет. Потом приехал и поступил в мастерскую Владимира Хотиненко на высшие курсы режиссёра и сценариста (Высшие курсы сценаристов и режиссёров, одна из старейших киношкол России — прим. MT). Нет, я приехал, я знал, что надо бизнес сделать, чтобы пойти подучиться, потому что в то время надо было учиться целый день. А я уже был с семьёй, с ребёнком. И вот я сделал этот бизнес, пошёл, поступил и практически даже не начал учиться, потому что только-только мы начали, мой бизнес ушёл, его забрали просто.
— Ничего себе.
— Да. Это в новостях было. Я снимал одно помещение, и там кафе было — сделали кафе, и его забрали. Я понял, что мне нужно просто бросить учёбу и идти работать, потому что мы здесь квартиру снимали. В общем, очень тяжело я бросил эту идею, не идею, а вообще я всё это бросил, именно тогда мне было тяжело, потому что я так хотел учиться на режиссёра и я не мог это сделать. Когда я уже прошёл первый этап, второй этап, отправил им работу письменную, потом они пригласили меня на собеседование. Я даже не думал, потому что я не ответил ни на какие их вопросы, я стал с ними ругаться там со всеми.
— (смеётся)
— Тогда ещё Пётр Тодоровский живой был, Сурикова принимала экзамен — в общем, хорошая коллегия была, я ушёл и забыл. Через месяц они позвонили, сказали, что я рекомендован и чтобы я приходил на обучение. Я пошёл. Короче, после этого ещё прошло лет пятнадцать. Я и не собирался уже даже этим всем заниматься. Как-то так получилось, у меня желания уже к этому идти не было. А получилось так, как, видать, должно было быть. Я даже могу рассказать историю, откуда это произошло, если интересно.
— Конечно!
— Я её как-то не рассказывал. Я принимал на работу девушку на секретаря, и она пришла, у неё в резюме было написано, что она с телевидения и продюсер там, туда-сюда. Я стал с ней разговаривать. Она говорит, что мне надоела эта вся история — у меня ненормированный график работы и вообще я не хочу, хочу 5/2 работать. Я говорю — а я когда-то хотел стать режиссёром, почему вы бросаете свою работу, идёте вот сюда. Так мы с ней побеседовали, я её взял на работу, она поработала месяца два, потом уехала, вышла замуж. До того, как она ушла, она меня, не знаю зачем, вообще откуда, она мне просто говорит: я вас записала на курсы режиссёров и сценаристов — пожалуйста, идите.
— Ничего себе. (смеётся)
— Да.
— Вы пошли?
— Я не хотел идти вообще-то. Я вообще не хотел туда идти, потому что у меня не было уже вот этого…
— Порыв пропал?
— Ну, я думаю, когда мне это снимать, мне там уже было, наверно, не знаю, сколько — лет под сорок или сорок уже. Потом мне стало скучно, как уже давно было скучно. Я думаю, а почему бы мне вечером не провести время (смеётся), послушать какие-нибудь лекции. И тут я начал туда ходить.
— Пригодилось?
— Да. Я начал ходить, потом смотрю, там особо нет такой базы, как мне кажется. Это всё-таки коммерческие какие-то проекты, потому что единственное, что я получил там — это уверенность, что можно всё-таки делать, потому что приходили режиссёры, читали лекции. Ну, они просто рассказывали о себе, и как они к этому приходили. Я подумал — я не хуже вроде бы, то есть у меня тоже может что-то получиться. Нам сказали — вот, пишите. Я взял, написал, о чём бы я хотел рассказать, я не показывал — ни Митте, ни с кем особо не общался.
— То есть это верная информация, что вы в школе-студии Митты учились (киношкола режиссёра Александра Митты — прим. MT)?
— Да, это верно. Я полностью отучился там месяца два-три на сценарном и на режиссёрский тоже поступил, но там я учился чуть меньше, просто мне надо было уезжать, я уезжал и особо не посещал, но он много слабее был, чем сценарный курс, если честно.
— Слабее?
— Почему, потому что у нас не было никакой практики — мы не снимали, ни к чему не готовились, просто… Я даже не понимал, о чём иногда мне говорят, потому что специфики никакой не было. Когда я закончил, я показал свой сценарий продюсеру Боковикову, он у нас преподавал. И ему понравился этот сценарий. Он сказал: давай его сделаем с моими студентами — он тогда преподавал в ГИТРе (Институт кино и телевидения, в прошлом Гуманитарный институт телевидения и радиовещания — прим. MT), — это будет дёшево, это мы сможем управиться за маленькие деньги. История хорошая, давай попробуем её снять. И где-то полгода мы готовились, я общался со студентами. Со студентами мне было очень тяжёло, потому что у нас разные языки всё-таки, они немножко все такие амбициозные, и они видят по-другому. И тяжело вообще. Мне всё время кажется, что меня понимают с полуслова, да? Такое ощущение. Вот я сказал, и вот ты меня понимаешь. А там ещё надо лет десять прожить. (смеётся)
— Да, опыт. (смеётся)
— Ну, начали мы снимать с молодёжью, а закончили уже… чуть-чуть пришлось взять более-менее людей с опытом.
— Мы говорим уже про «Розовое или колокольчик»?
— А он у меня один всего, больше никакого нет. Я вообще не снимал до этого — ни коротких…
— Я имею в виду, что вы сценарий написали тогда уже именно к этому фильму?
— Да, к этому фильму.
— Джим Джармуш считает, что научиться снимать кино невозможно. Что этому можно научиться, только наблюдая за работой других режиссёров, съёмочной группы. Вы согласны или всё-таки теория тоже очень важна?
— Ой, режиссура — это такая история, вот я сейчас понимаю, что мне кажется, любой человек просто будет рассказывать, самое главное — честно о чём-то…
— Честно?
— Да, вот честно, о чём-то будет рассказывать то, что ему близко очень, и получится… Ему нельзя говорить, что это плохое или хорошее, просто кому-то оно точно будет близко. Я бы с удовольствием хотел за кем-нибудь понаблюдать, но я просто смотрел на YouTube, как снимают фильмы, блин. Да, я пересмотрел там все фильмы. Там кто-то рассказывает о режиссёрах, и вот мне кажется, мне больше дало базу — это YouTube просто.
— А вы смотрели вообще все ролики или всё-таки у вас есть какой-то пул режиссёров, за которыми было интересно наблюдать?
— Сначала, конечно, это идёт валово — за всё бросаешься, а потом начинаешь выделять тех, кто тебе ближе. Но всё равно фокус, он приходит с опытом. Что? Как? В первые съёмочные дни я просто делал вид, что я режиссёр.
— (смеётся)
— Да, я понимал, что под моей ответственностью стоят человек тридцать-сорок, и мне надо командовать и решать (смеётся), и больше ничего, я играл свою роль.
— (cмеётся) Но вам нравилось играть эту роль? Или это был такой груз?
— Это был приятный очень груз. Я к такому грузу вернулся бы. Надеюсь, скоро вернусь. Это было очень приятно, и мне вообще кажется, что эта природная интуиция, она намного лучше, чем знания, она более честнее, скорее всего. Я вот боюсь, что сейчас какой-то мой опыт, который я приобрёл в каких-то вещах, как бы он не навредил. (смеётся) Но не думаю, что навредит.
— Понятно.
— Я ответил на какой-то ваш вопрос, потому что я так..?
— Да, да, я хотела вот как раз... Вы делаете упор уже второй раз на то, что для вас важна честность, то есть, можно сказать, что фильм вы сняли о себе? А вот что общего у вас с главной героиней и почему это девушка? Я встречала в описании к этому фильму, что для Анжелы характерно вот это чувство, как говорят немцы, — Hassliebe, что ей одновременно свойственно что-то любить и сильно ненавидеть. Для вас это тоже характерно?
— Невозможно, наверно, любить, если… Вообще слово «ненавидеть» и слово «любить» — это просто… Есть только одно – «любить». А в «любить» есть и «ненавидеть», и всё остальное. Конечно, я надевал одежду на себя, это уж точно. А почему девушка — во-первых, ну я не знаю, мне кажется, мужчина неинтересен такой вообще.
— (смеётся)
— И кого показывать? Мужчину? Из женщины легче сделать героиню. Потому что она маленькая, слабая. Это моё такое мнение, моё субъективное мнение. Я не знаю, я о мужчине даже не думал. Может, мне интересно было с женщинами больше работать.
— А вы закончили в 2017 году, да, фильм?
— Нет, я его закончил в 18 году.
— А по прошествии этого времени что-нибудь бы изменили сейчас?
— В фильме?
— Да. Или вас устраивает конечный результат? И у вас нет вопросов к себе, к тому, как это сделано?
— Мне кажется, это очень большая победа.
— Здорово.
— Мне кажется, это настолько такой подарок, который, может быть, я даже не заслужил, если честно. Потому что, во-первых, это всё было сделано как-то интуитивно, и вообще то, что фильм получился, — это реально подарок. Мне очень тяжело было на монтаже, потому что так, как я его написал, и когда я его увидел, — фильм вообще вылетел из ритма, я был очень сильно расстроен, у меня было очень много версий монтажа. Я даже не спал, можно сказать, и мой монтаж мне приснился, потому что ритм, который меня устраивал, я не мог его поймать, потому что сам не чувствовал ещё, что такое кино, как его передавать на картинке. Сейчас я заканчиваю сценарий. Мне опять кажется, что я именно его пишу так, как я его увижу, но я не знаю, может быть, я ошибаюсь. Но в первом разе такого точно не было. И вот когда я собрал фильм, показал его в Выборге (на фестивале «Окно в Европу», который проходит в Выборге — прим. MT). Получилось так, что в Выборге мой фильм поставили в день закрытия, когда уже должны были оглашать победителей конкурсной программы, и на мой фильм практически не пришли вот эти все критики, а пришли просто люди обычные, зал был не полный, но туда пришло, наверно, больше ста человек. Очень много людей туда в кино ходят, приезжают из Питера люди.
— Это отлично, что залы открыты для обычных зрителей.
— Да, там очень круто. А до этого я ходил на все конкурсные фильмы, мне какие-то понравились, какие-то не очень, но я смотрю — с моего фильма не выходят, я уже понял, вот как надо оценивать, и мне потом зрители дали очень много сил, что они подходили, спрашивали, и какую-то уверенность я почувствовал, что фильм понравился, люди задавали вопросы, простые люди, я думаю, что там мало было из кино, потому что никто ничего не написал об этом фильме.
— Снимали в Москве, да, картину?
— Да.
— А сам город важен для фильма?
— Я ради этого специально снял небольшой полуподвальный офис на Покровке — я к этому готовился. Мне хотелось показать именно Покровку, вот эту старую Москву.
— Когда вы работаете над фильмом, для вас важен сценарий или изображение? Или вы не делаете такого разделения?
— До этого не делал, но сейчас я хотел бы более художественную картинку. Но мне важны характеры, это самое важное — рассказывать о человеке, о его взаимодействии с этим миром.
— Вы российские фильмы смотрите современные?
— Очень мне не нравятся.
— Вообще ничего не нравится?
— Из советского почти всё нравится, а вот российское… не вдохновляет. Мне хочется вдохновиться, хочется посмотреть и полюбить, а не получается.
— Музыка в фильме для вас важна?
— Очень, для меня музыка, я бы даже сказал, — первична. Во втором сценарии, над которым я работаю, меня вдохновляет именно музыка. Я когда понимаю, что где-то сейчас у меня что-то не срастается, мне нужно какую-то определённую музыку послушать, и сразу всё срастётся.
— На съёмочной площадке вы предпочитаете заранее всё спланировать или всё-таки оставляете место для импровизации?
— Это очень интересно, когда импровизация. То есть ты понимаешь, что у тебя нет решения, и ты знаешь, что оно должно быть, и вот эти поиски его в этот момент, они тебя связывают с чем-то таким, что в таком состоянии ты можешь получить что-нибудь интересное. Конечно, нужно готовиться, но если ты чувствуешь, что что-то не так… Готовиться надо, потому что эксперименты очень дорого обходятся.
— Компания YUNNA Film production, которая финансировала фильм, ваша?
— Да.
— Дополнительные источники какие-нибудь привлекали?
— Нет, ничего не привлекал, всё снимал на свои деньги. Почему так. Просто я не знал даже, как это делается на самом деле. Сначала бюджет у нас был три миллиона, потом он вырос в два раза, и в итоге обошёлся в семь миллионов. Мне говорили всегда, не говори эту цифру никому, потому что так кино нельзя снимать. Мне кажется, у меня самый дешёвый фильм, который покажут на широких экранах за исключением каких-нибудь фестивальных, снятых на IPhone, и то не факт, что они дешевле.
— А где находите вдохновение, у вас есть какие-нибудь увлечения, кроме кино?
— В жизни, в общении, в метро, вообще везде.
— В метро — это удивительно. (смеётся)
— Я сейчас вспомнил, неделю назад я ехал в метро, и зашёл музыкант и спел "Imagine" (песня Джона Леннона — прим. MT), и он так красиво её спел, и я вот сейчас чувствую, почему я не вышел и не поговорил с ним, я бы его привлёк куда-нибудь. Он как-то меня вдохновил — красиво спел.
— Юно, так розовое или колокольчик?
— Я хочу, чтобы мы все вместе подумали, то есть так объединились бы. Да конечно, это неважно вообще — я так к этому отношусь. Выбор же на самом деле тяжело сделать. Иногда это легко, иногда — невозможно сделать.
— Спасибо вам большое!
— Вам спасибо.
Рецензию на фильм «Розовое или колокольчик» можно прочитать здесь.