— Начнём с банального. Джереми, почему именно кино? Знаем, что ваш отец тоже был кинематографистом. Как повлиял на вас опыт отца, его профессия?
— Когда я был ещё ребёнком, я уже был «представлен» кинематографу, я вырос в Лос-Анджелесе и с самого детства видел американские фильмы очень близко, рядом с собой, на улицах. Профессиональным монтажёром я стал очень рано, думаю, это было лет в восемнадцать. Я всегда знал, что хочу войти в кинобизнес. Я занимался литературой в университете, но даже тогда я знал, что буду снимать фильмы. Я снял свой первый полнометражный фильм в двадцать, у меня были разные проекты, связанные с монтажом, я даже занимался монтажом трейлеров. И у меня никогда не было другой работы.
— То есть в университете вы изучали литературу, не кино?
— Я уже снимал кино, когда мне было восемнадцать, поэтому я посчитал, что мне не нужно этому ещё и учиться.
— Получается, вы практик и больше за достижение опыта практикой?
— Да. Я верю, что нужно делать кино, испытывать его аудиторией и как бы помещать его перед лицами людей, чтобы затем видеть, как оно будет проигрываться.
— Можно сказать, что вы согласны с Тарантино, который говорил: «Я не ходил в университеты, я просто смотрел кино»?
— Да, он действительно узнал, как делать фильмы, благодаря тому, что смотрел их. Я тоже определённо... Поступал немного так же. Кажется, я снял свой первый документальный фильм, когда мне было шестнадцать, а затем я снял свою первую полнометражную документалку в двадцать. Так что я действительно просто создавал фильмы. Это же так легко – делать кино. Камеры дёшево стоят, они маленькие, особенно для съёмки документальных фильмов.
— Может быть, для документального кино. Но если говорить о художественных фильмах, особенно каких-то масштабных фильмах, о тех же «Унесённых ветром» или «Лоуренсе Аравийском», то это совсем другие масштабы.
— Меня это не интересует. Меня интересуют только документальные фильмы. Но меня интересует привнесение многих идей художественного кино в кино документальное.
— Вернёмся назад, к обучению. Повлияло ли изучение литературы на вашу режиссёрскую практику в создании фильмов или ваш взгляд на кинематограф?
— Я думаю, да. Я очень много думаю о том, чтобы вовлечь зрительскую аудиторию в историю, которая станет своеобразным опытом на протяжении всего фильма. Я не заинтересован в политических документальных фильмах, в журналистике, я заинтересован в том, чтобы обеспечить человеку эмоциональное путешествие, очень похожее на то, что можно прочувствовать и в литературе.
— Это как раз то, о чём вы говорили ранее. В этих словах есть параллель с тем, что вам интересно, как именно приёмы художественного кино применяются к кино документальному.
— Да. Вы знаете, здесь много есть от того, как ты наблюдаешь путь персонажа и чувствуешь историю так, будто сам находишься в ней. Такой очень личный путь, от первого лица. Когда я делаю документальный фильм, я хочу, чтобы зрители обязательно чувствовали себя внутри фильма, не снаружи, просто смотря его. И это очень сильно похоже на художественную литературу.
— Многие киноманы каждый год следят за премией «Оскар». Но мало кто знает, что вы тоже к ней причастны. Вы помогали своему отцу в создании сегмента памяти «In memoriam». Это всегда очень трогательный и сильный момент церемонии. Расскажите об этих сюжетах. Есть ли какие-то критерии, по которым собираются кусочки, представляющие ушедших деятелей кино?
— Я также сделал три самостоятельно. Я просто стараюсь думать об этом чуть иначе, чем «о, это что-то, что покажут по телевизору», думаю, как сделать это так, чтобы кто угодно посмотрел это и, может быть, прочувствовал что-то в процессе. Да, я сделал три церемонии «Оскара» сам, и был там, наверное раз шесть или семь.
— В документальном кино вы всегда пытаетесь вовлечь зрителя, чтобы он проникся тем, что вы делаете, но вы, получается, делаете это и в построении шоу.
— Да, это определённо то, что я стараюсь делать. Занимаясь созданием документальных фильмов, я стараюсь выбирать темы, которые, возможно, нестандартны, стараюсь немного выводить людей из их зоны комфорта, заставляю их проживать фильм в некотором роде эмоционально, лично.
— Вы начинали как монтажёр, ваш отец был монтажёром. Расскажите про монтаж в документальном кино. Как вы видите монтаж при создании своих документальных фильмов? Насколько получается справляться с конфликтом документального кино? Например, Дзига Вертов, который выступал за чистый документальный кинематограф, так и не смог разрешить проблему объективного монтажа. Существует открытый вопрос в документалистике, насколько она в принципе может быть чистой, как эту проблему решаете для себя вы?
— Окей. Во-первых, монтаж всех моих фильмов сделан мной. Они и сняты тоже мной. Я пытаюсь быть создателем фильма и делать фильм настолько хорошо, насколько я могу. Я очень и очень верю в монтаж и силу монтажа, монтаж для меня — самая важная вещь в фильме. Более важная, чем съёмки, чем написание сценария. Так что то, в чём я очень заинтересован, это «кинематограф монтажа», и я использую документальные фильмы в качестве способа исследования подобного кинематографа. Я стараюсь представить аутентичность в моих фильмах, показывая настоящую жизнь и преподнося её в этом аутентичном ключе. Тем не менее, я не считаю, что документальные фильмы могут быть полностью объективными. И я не считаю, что документальные фильмы должны быть журналистикой. Я вижу документальный кинематограф частью кинематографа, той частью, на которую можно смотреть как на любого представителя из художественных фильмов.
— Сможете назвать самые необходимые правила, которые должен соблюдать монтажёр при создании документального фильма?
— Ну... Я стараюсь использовать реальный мир и исследовать его в том ключе, который переносит смотрящего в место, оказаться в котором он не ожидает. Я думаю о презентации этой реальности в ключе, который отправит зрителя в путешествие, внутри которого содержится история.
— Получается, каких-то конкретных правил нет? Нужно просто любыми художественными средствами достигать цели, о которой вы сказали?
— Правила, конечно, есть, документальное кино – по-прежнему документальное кино. Я по-прежнему рассказываю историю о реальной жизни. Так что определённо есть... В общем, ничего не ставится заранее, ничего не прописывается. По-прежнему соблюдаются основные принципы документалистики, я просто не обращаюсь к ним, как делал бы, пытаясь создать журналистское произведение. Когда вы смотрите Вертова или Эйзенштейна, вы видите, как всё показано в таком ключе, чтобы оказать наибольшее влияние на зрителя, это всё ещё реальная жизнь (иногда), но всё это представлено так, чтобы оказывать какое-то влияние на зрителя. Это то, о чём думаю и я во время создания фильма.
— Мы поговорили о правилах. А с точки зрения режиссёра — что самое ужасное можно сделать при монтаже фильма? Самая фатальная, так сказать, ошибка.
— Хмм... Я даже не знаю (улыбается). Ну я имею в виду, что когда я монтирую, я нахожусь в той стадии, когда я могу сделать фильм только лучше. Вы знаете, это не тот этап, на котором фильм может получиться или не получиться; монтируя, я просто пытаюсь сделать фильм настолько хорошим, насколько это возможно. Так что мне не кажется, что ставки тут очень высоки. Я всего лишь делаю фильм так хорошо, как могу.
— Монтаж, получается, действительно решает всё?
— Во время последнего фильма я снимал и монтировал одновременно, и этот процесс отличен от того, как работает большинство режиссёров. Это позволяет мне видеть материал совершенно иным образом.
— При создании фильмов вы совмещаете работу трёх человек — режиссёра, оператора и монтажёра. Пробовали вы когда-нибудь доверить одну из этих ролей какому-то другому человеку? Если да – то получалось ли, и если нет – то почему нет?
— Когда я не снимаю своё кино, я обычно продюсирую чужое. Во всех этих случаях я работаю с командой, с монтажёрами, операторами. Но когда я делаю своё кино, я предпочитаю делать свою работу в таком «незамедлительном» темпе, снимая те фильмы, которые хочу снимать я, и это очень личные проекты. Фильм, который сейчас идёт (прим. МТ — «Нон-фикшн клуб: Волшебный мир» (2014)), я в нём даже один из персонажей. Это другой подход, и я пробовал и иначе, но когда я создаю свои фильмы, я создаю их именно так.
— Устаёте, когда выполняете такой огромный объём работы? Как с этим справляетесь?
— Мм... Я бы не сказал, что меня это напрягает. Я снимаю кино, которое хочу снимать. Я всегда мог найти людей, которые хотели спонсировать мои фильмы. Я могу сделать любое кино, какое хочу, прямо сейчас, если буду делать его с минимальным количеством затрат. И создавая фильмы именно так, я продолжу создавать фильмы именно так, пока не умру. Если бы я хотел снять фильм про вас, я мог бы снять его прямо завтра (улыбается). И это не напрягает, это очень раскрепощает, потому что мне кажется, что я нашёл способ продолжать создавать фильмы всегда.
— Это здорово.
— Так и есть.
— Если бы вам сказали, что можно изменить что-то в документальной индустрии, но только что-то одно, что бы это было?
— О, у меня очень много соображений насчёт документальной киноиндустрии. Мне кажется, что сейчас в документальном кино вся индустрия сильно отстаёт от художественной. Я считаю, что документальные фильмы не должны быть одинаковыми, скажем, спорными фильмами, где кто-то сидит на стуле,а на фоне используются архивные кадры, и всё это делается с целью убедить вас в чём-то. Я не заинтересован ни в одном из подобных фильмов. Мне кажется, что большинство документальных картин именно такие. Они на самом деле – журнальные статьи, вложенные в фильмы. И я определённо не хочу делать что-то подобное. Документальные фильмы сейчас шаблонные, особенно в США – они так же шаблонны, как и худшие из художественных фильмов. Но люди особо не подвергают их анализу, потому что те затрагивают важные темы, например, глобальное потепление или миграцию. Это важные темы, но такой способ создания фильмов меня не впечатляет.
— В России не очень любят документальный кинематограф, его мало смотрят и мало им интересуются. В Америке это не так. Что думаете на эту тему? Как заинтересовать зрителя, который изначально не готов к такому опыту?
— Документальные фильмы должны пытаться создавать интерес у людей, они должны делать истории, которые трогают людей и позволяют им чувствовать связь между ними и персонажами, ними и историей, которую вы рассказываете. Это не должны быть новости с выпуска канала новостей, эти фильмы должны обладать сильной базой, как и сюжетные художественные фильмы.
— Будет круто, если ваше творчество изменит взгляд на документальное кино, его производство, его развитие, и благодаря такому подходу к документальным фильмам интерес мировых зрителей к документальному кино увеличится.
— Да, я вот здесь очень хорошо провожу время. Мой фильм «Мир у твоих ног» реально соединил этих людей в Москве, было не так и важно, что снят он был в Нью-Йорке, в США, казалось, что тема объединила людей на каком-то глобальном уровне. Это было великолепно. И очень, очень ценно.
— Могли бы порекомендовать режиссёров или какие-то работы, с которых стоит начать знакомство с документальным кинематографом?
— Есть отличный режиссёр художественного кино Вернер Херцог. Он снимал много невероятного художественного кино, но в то же время он снял много и документальных работ. Они меня очень вдохновляют, потому что он приглашает тебя в какой-то мир с часто очень необычными персонажами, и есть определённая эмпатия, связывающая тебя с ними.
— Закрывающим фильмом 41-ого Московского Международного кинофестиваля как раз был документальный фильм Херцога о Горбачёве. Как вам фильм?
— Я смотрел этот фильм. Я думаю, что он очень хорош. Он вышел в кинотеатрах США в тот же день, что и мой фильм «Мир у твоих ног», так что я достаточно неплохо его знаю. Мой фильм оказался успешнее (смеётся), но фильм Херцога мне очень понравился. Он очень показателен с точки зрения творчества Херцога, потому что он как раз переносит тебя «в персонажа», делает это в очень-очень личном ключе, позволяет зрителю почувствовать единение между ним и персонажем.
— Спасибо, что уделили нам время.
— С удовольствием!
Билеты на кинофестиваль в вашем городе (Санкт-Петербург, Пермь, Екатеринбург) можно приобрести на официальном сайте CoolConnections.
Изображения: MAD TOSBY